Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу не поняв, о чем речь, о каком Ваське, Сергей запнулся и умолк, растерянно посмотрев на Веру. Она промолчала, только кивнула ему ободряюще, и крестик в вырезе кофточки качнулся, сверкнув ослепительно. И Сергей вспомнил фильм, о котором одно время много говорили в школе, — о воспитании любви к животным и через это — добра. Он так и назывался: «Кому он нужен, этот Васька?» Кота звали Васькой.
Сергею приятно было смотреть на Веру, как полыхает она в зареве заката. Брюки ее впрямь точно пламенем были объяты.
Вдалеке протяжно пропел автомобильный сигнал — наверное, у Игоря кончалось терпение.
Пора было уходить. Сапар неспешно поднялся, отряхнул брюки, окинул взглядом бугристый срез холма, проговорил как бы с сожалением:
— Занятный ты парень. Только с этой твоей работой пропадешь. О себе надо думать, вот что. Последнее никто тебе не отдаст, даже делиться не станет, это точно. — Уже на пандусе, обернувшись, он добавил самоуверенно: — У тебя зарплата маленькая, потому и пишешь. Сотни б три имел, на кой тебе ляд тогда…
Они шли вдвоем, а девушки позади, поотстав. Внизу уже лежали сумерки, и вода в арыке журчала по-вечернему — глуше, спокойнее, умиротворенней.
— Зря ты так, — сказал Сергей, еще не зная, чем подтвердить свою правоту, каким таким фактом, чтобы не забылся, запомнился, возвращал бы потом к этой теме, к размышлениям над ней, и вспомнил. — Ты вот послушай стихи.
И быль с былиной породнила, И нас оставила в долгу, И сберегла и подарила Во Пскове «Слово о полку». И это «Слово» дышит с теми, Кто сохранил былого след. Недаром, озаряя темень, Века сгорели, как ступени Нас поднимающих ракет!Сапар посмотрел на него странным взглядом.
— Ты знаешь, кто написал это? — Сергей остановился и взял Сапара за руку, внимание его привлекая, не давая отвлечься.
— Да вот такой же…
И хотя пренебрежение, явное желание обидеть, принизить, осмеять были в этой фразе, в том, как сказал ее Сапар и как посмотрел, Сергей, подавив в себе возмущение, произнес без рвущейся наружу резкости:
— Да, такой же. Он был подполковником, военно-воздушную академию кончил, кандидат наук, доцент, работа перед ним такое открывала!.. А все бросил, ушел в отставку — в лирики пошел. Стал писать стихи. Он погиб в альпинистском походе. Кикин его фамилия. Может, попадется когда книжка, чтоб знал. А теперь иди, приятель тебя заждался.
Сергей слегка оттолкнул его, и Сапар не мог не почувствовать брезгливости в этом жесте.
Приятелей своих и в самом деле заждался Игорь. Дверцы машины были распахнуты, чтобы изгнать зной, сам Игорь сидел внутри, руки положив на руль.
— Поехали, — сказал он раздраженно. — У меня дела в городе.
Оставшись стоять поодаль, Сергей смотрел, как девушки влезли в машину, неудобно выворачивая ноги в узких юбках, как небрежно сел рядом с Игорем Сапар и Игорь вставил ключ зажигания и завел мотор. Захлопали дверцы, одна только осталась открытой — для Веры.
Сергей повернулся к ней. Она подошла, встала рядом, взмахнула рукой:
— Я остаюсь! Пока!
Видно было, как короткое замешательство произошло там, в машине. Игорь хотел выйти, но Сапар удержал его за руку, сказал что-то, и оба зло глянули в сторону оставшихся. Машина рванулась, дверца с треском захлопнулась уже на ходу.
— Ну их, — беспечно сказала Вера. — Сейчас автобус придет, мы поедем ко мне, и ты почитаешь мне свою рукопись. Она же у тебя в портфеле, правда?
Страницы из белой тетрадиХорошую крепость построил кави Гисташп, — крепкую, надежную, с высокими стенами.
Впервые за много горьких, мучительных лет Барлаас снова почувствовал здесь душевный покой. Ему было так хорошо, как бывало только в далекой юности, когда бродил он, забывая себя, по отцовскому саду и мечтал о чем-то смутном и сладостном, когда рождались в сердце образы необыкновенные, каких нет в настоящей жизни, но он тогда же уверовал в них, а позже сумел так рассказать об этом, что и другие поверили… Он думал, ничто не возвращается. А это время вернулось. Он опять чувствовал себя молодым, полным сил и мечтаний, приходили к нему нужные слова, складывались весомые, полные глубокого смысла строки, он шептал их и верил, сердцем понимал, что слова эти и строки — настоящие, люди поймут их и примут.
По каменным ступеням с пробившейся в пазах молодой травой, удивительной на мертвом камне, он поднялся наверх. Было здесь открыто, как на вершине горы, просторно, ветрено. Не замечая любопытствующих взглядов сторожевого воина, поспешно отошедшего в тень башни, Барлаас открытыми навстречу заново распахнувшемуся перед ним миру глазами смотрел вокруг с прежним юношеским восторгом. Все отзывалось в нем радостью — и поросшие лесом зеленые склоны Партау, и такая же зеленая равнина, и одинокий всадник, взбивавший пыль на белой дороге, и еще голые виноградники, только вбиравшие соки для набухающих почек, и распаханные поля, на которых копошились люди, и голубое небо над всем этим…
«Сказал Ахура Мазда: „Я, я сделал всякую страну дорогой ее обитателям, хотя бы даже в ней и не было никаких прелестей“».
Он давно уже привык думать так: точно говорил с самим Маздой. Это началось еще там, в благословенном отцовском саду, на берегу Маргаба.
«Каждый человек воображает, что страна, где он родился и вырос, есть наилучшая и самая прекрасная страна».
Он не записывал только что рожденные строки — знал, что уже не забудет, что в нужный момент скажет их людям, как откровение.
Нет, он родился не здесь, в Нису приехал впервые. Но был он на пороге вожделенного Маргава, Марга, Маргуша, Мерва, Антиохии Маргианской — как только ни называли его родину у разных народов! — на пороге земли своих предков, земли, где нашел первых слушателей, где